Почему я перед Новым годом пишу не о Дед Морозе, и не о Снегурочке, и даже не о спорте (о спортивном мате)? Да потому что я в шоке…
Вообще, у меня практически нет вредных привычек: я не курю, не злоупотребляю спиртным, но вот крепкое словцо может сорваться у меня с языка, особенно если вдруг происходит нечто неожиданное для меня: падает шкаф на ногу, или я падаю куда-нибудь. Ну или когда я нахожусь в сильном возбуждении. В общем, привычка вредная имеется, очень вредная, надо что-то делать… Можно, конечно, все в поэзию направить, как Маяковский, Есенин и Пушкин, а можно просто лучше следить за языком, потому что ребенок сечет все…
Это была прелюдия, перехожу к делу. Месяца два назад я, подскользнувшись на разлитой воде в коридоре, сделала невообразимый пируэт и мне захотелось внезапно сесть на шпагат, что при моем теперешнем весе может быть в первый и последний раз. При этом тут же громко известила всех домашних об этом при помощи емкого словечка на букву Б.
Сегодня утром в ванной комнате сын после какого- то события, известного только им с отцом, сказал это же слово, улыбаясь и смотря на нас ясными глазенками. Я побледнела, покраснела, повела его в комнату и решила аккуратно поговорить о мате. Пояснив, что эта привычка очень вредная, и что даже взрослым стыдно говорить такое, хотя иногда бывает, я с тайной надеждой спросила, а может в школе мальчишки матерятся. Легче же думать, что виноват кто-то другой, но только не ты. Тем более, на школьном собрании этот вопрос уже поднимался.
Сын радостно закивал головой и подтвердил, что маты в классе случаются. И потом захотел перечислить мне, что говорят мальчишки. И не успела я и рта раскрыть, он рассказал мне про какую-то шутку, где главное слово было ПРИДУРОК. Причем на этом слове он эффектно сделал ударение и просмаковал его, чтобы поразить мое воображение.
И тут я поняла, что мой сынулька не понимает ни капельки, что такое матершинные слова на самом деле. Сразу же представилась картина в голове, что я делю листик на две части и записываю в первый столбик простые ругательства, а во второй столбик уже непотребные словечки, чтобы раз и навсегда запомнить, какие слова нельзя произносить ни в коем случае. Так и пошел он в школу, дав мне обещание постараться не произносить бранных слов. А я вспомнила эпизод из нашей любимой с сыном книжки «Эмиль из Леннеберги». Когда Эмиль в очередной раз пошел в сарай отсиживать за очередную шалость, его папа проходя мимо сарая стал свидетелем следующего:
Еще издали он увидел, что Ида сидит на корточках на скамейке у окна
сарая и держит в руках бархатную шкатулку с крышкой, украшенной
ракушками. Держит так бережно, словно это самая прекрасная вещь на свете
и у нее такой никогда еще не было. Папа Эмиля был на этот счет другого
мнения:
- Что за дурацкая вещь! Кому нужна такая старая бархатная шкатулка!
Ида не заметила папу, поэтому она не замолчала" а наоборот, послушно
повторяла слово в слово то, что Эмиль ей подсказывал из темного сарая.
Папа Эмиля побледнел, когда услышал, что говорит девочка - ведь грубые
слова вообще никогда не употреблялись в Катхульте,' и они не стали лучше
от того, что Ида произносила их своим нежным тоненьким голоском.
- Замолчи, Ида! - крикнул папа Эмиля. А потом он просунул руку в окно
и опять схватил Эмиля за шиворот.
- Эмиль! Как тебе только не стыдно! Учишь свою сестру ругаться.
- Вовсе нет! - возмутился Эмиль. - Просто я ей внушал, чтобы она не
смела говорить "черт возьми". И заодно заставил ее выучить еще несколько
слов, которые она никогда не должна произносить.